6 июня умер Резо Габриадзе — грузинский художник, драматург, режиссер театра и кино, сценарист, скульптор и основатель Тбилисского театра марионеток. Ему было 84 года. Габриадзе написал сценарии к десяткам фильмов, в том числе он был соавтором Георгия Данелии в картинах «Кин-дза-дза!» и «Мимино», а также автором фильмов «Не горюй!» и «Необыкновенная выставка». Об этих работах, а также о его пронзительных спектаклях марионеток вспоминает театральный критик Наталия Каминская.
Резо Габриадзе при жизни называли гением. Так именовали его именно избранные, знающие, о ком говорят, а вовсе не те, что ежедневно награждают этим званием всех подряд сколько-нибудь известных людей. Габриадзе был действительно очень большим художником в каком-то ренессансном смысле слова: рисовал, занимался живописью, создавал театральных кукол и скульптуры, ставил спектакли, писал сценарии, пьесы и прозу. При этом он категорически не любил все большое — его уникальный мир был камерным, решительно негромким, весь состоял из малых вещиц, тончайших нюансов, как бы мимоходом брошенных шуток и тихой грусти.
В его родной Грузии печальные события принято переживать громко и публично, а он, грузин до кончиков пальцев и одновременно человек мира, это свойство беспощадно и одновременно нежно высмеивал во всех своих сочинениях. Не любил крупных форм и «большого стиля», хотя именно он написал сценарии известнейших картин — «Мимино» и «Кин-дза-дза!». Это, кажется, знают все. А вот замечательный фильм режиссера Эльдара Шенгелаи «Необыкновенная выставка» вспомнят немногие. Речь в нем шла о талантливом скульпторе, которому прочили блестящее будущее, но ему надо было кормить семью — и он делал надгробные памятники. Получалось талантливо — герой был востребован, но однажды вдвоем с женой забрел на пафосное кладбище, сплошь уставленное его работами, и понял, что перед ним — его персональная выставка, итог и судьба. Грустно? Конечно, даже убийственно, но при этом в картине много смешного и человеческого.
Еще у Габриадзе были чудесные короткометражки — целый цикл («Три жениха» и другие), сегодня, к сожалению, почти забытый. Его главные персонажи — трое классических, почти фольклорных, недотеп, дорожных рабочих — делали разметку трассы и все время попадали в дурацкие истории. Ужасно смешно, иронично и очень нежно. Одного из героев играл выдающийся артист, тоже недавно ушедший, Кахи Кавсадзе.
«Три жениха», Советское телевидение. ГОСТЕЛЕРАДИОФОНД
Вспоминается и короткометражная комедия по сценарию Габриадзе «Кувшин», где грузин чинил соседу-скряге квеври — огромный кувшин с узким горлом, который зарывают в землю, и внутри него зреет виноградное вино. Бедняга залез внутрь, залатал трещину, а вылезти через узкое горло не смог, после чего началась феерия — с характерами, с социальной расстановкой сил. В общем, роскошная модель мироздания на примере одной деревни.
Габриадзе не любил сборищ, шумных компаний, пышных празднеств. Игнорировал любые «производственные» обязательства, сроки сдачи спектакля и тем более планы их выпуска. В это трудно поверить, но свой уникальный театр марионеток, известный теперь на весь мир, Резо создал в советском Тбилиси — в самом центре города, по соседству с несчастными государственными театрами, у которых были и планы, разнарядки, и уйма тяжких рутинных обязательств перед социалистическим обществом. А Резо в это время, как князь, сидел и сочинял, наплевав на всяческие повинности. Набирал кукловодов из детей своих друзей. Годами сочинял какую-нибудь «фитюльку», репетировал по вдохновению. Озвучивали персонажей лучшие актеры Грузии — это потом стало принципом его спектаклей, в русском варианте озвучкой тоже занимались самые лучшие.
Не менее удивительно, что городские и республиканские власти не требовали с Габриадзе того, что жестко спрашивали со всех других. Кукольный спектакль «Альфред и Виолетта» прославил на весь бывший Советский Союз даже их, грешных управленцев, — за прозорливость и терпение. Это была «Дама с камелиями» Дюма, но изрядно переписанная, перенесенная на грузинскую почву и в 80-е годы прошлого столетия. Выразительность кукол была фантастической, возникал уникальный оптический эффект: маленькие марионетки на сцене при помощи света и других хитростей становились огромными — видны были лица и даже мимика. Это была история о золотой молодежи, очень смешная, пронизанная разного рода парафразами и ироническими отступлениями, которые так любили советские интеллигенты. Носители языка считывали и работу с текстом: компания Альфреда жевала и растягивала в ленивой неге слова точь-в-точь так, как разговаривали богатенькие тбилисские тусовщики тех лет.
«Альфреда и Виолетту» в 1985 году увидел уже пожилой Сергей Владимирович Образцов, он ахнул и воскликнул: «Вот кому я завещаю свой театр!» Это было ошибкой. Один большой художник с ходу почуял другого большого художника, но иных совпадений в их личностях решительно не было. Российские власти, разумеется, этого не поняли — и назначили в 1993 году Габриадзе худруком ГАЦТК. Ничего хорошего из этого не вышло: Резо были противопоказаны и театр-монстр, и статус «национального достояния», и огромный коллектив. Вверенным ему театром он фактически не занимался, однако часами корпел в мастерской над какой-то «мелкой пластикой». Как водится, в театре назрел бунт.
Когда Габриадзе покинул свой пост, театральному миру стало известно, что в мастерской он тогда сочинял свой гениальный спектакль «Песнь о Волге» (позднейшее название — «Сталинградская битва»). И снова в этом спектакле было камерное пространство, снова возникали щемящие детали: крохотные беззащитные деревеньки, скорбное морщинистое лицо женщины, наивное домашнее зверье, нашествие врага — строй изгибающихся, как ползущие гусеницы, металлических полосок, подобно танковой атаке, строем наступающих на любой островок жизни.
Война, как у большинства художников его поколения, продолжала отзываться во всем, что делал Габриадзе. Родился спектакль «Осень нашей весны», где действие происходило в его родном, нищем и голодном послевоенном Кутаиси — в конце 1980-х, когда этот спектакль вышел в его Театре марионеток, «весна» еще была «наша», ведь находились в расцвете лет его сверстники. В начале 2000-х название поменялось на «Осень моей весны».
Кутаиси, населенный колоритными персонажами, вроде шарманщика Варлама, томной молодой женщины или брутального милиционера, скакавшего на коне с красной звездой на крупе, оттаивал, хотел счастья, обмирал на фильмах с участием Вивьен Ли, воровал и разбойничал, проявлял явную жестокость и невиданное милосердие. Все было как везде, но, конечно же, с мягким национальным колоритом. В первом варианте спектакля, например, ехал на грузовике доморощенный духовой оркестр, а лица музыкантов — копии с лиц знаменитого режиссера Роберта Стуруа, не менее знаменитого дирижера Джансуга Кахидзе, ведущих грузинских актеров. Потом, когда «осень» стала «моей», это узнавание уже было не актуально.
Героем спектакля стал Боря Гадай — птичка, смешное субтильное существо с пучками рыжих перьев и несообразно большим клювом. И именно этот вроде бы не человек аккумулировал все самое человеческое: хитрость и простодушие, трусость и отвагу, а главное, горячую любовь, ради которой герой был готов сразиться и с законом в лице конного милиционера, и со всеми тяготами послевоенного мира. Говорят, что зрители на этом спектакле плачут до сих пор.
Плачут и на «Рамоне» — это история любви двух вышедших в тираж старых паровозов. Его забрали на войну, а ее отправили возить бродячую цирковую труппу. Находясь во фривольной «артистической» среде, она осталась верна своему возлюбленному. Не будем говорить, чем он ответил, — зрителю самому стоит пережить финал этой удивительной истории и насладиться кукольной и текстуальной изобретательностью; каждый раз узнаваемой и вместе с тем неожиданной «внешностью» персонажей; насыщенностью текста массой культурных и бытовых ассоциаций.
Габриадзе терпеть не мог рыданий и соплей, но сколько же в его сочинениях классической, «чаплинской» симпатии к нелепому и бренному человеку! А человек ли это, птичка ли, паровоз и даже сундук, в кукольном театре совсем неважно. Более того, неважно это и в онтологическом литературно-художественном смысле — ведь Резо, будучи фантастически образованным и начитанным человеком, впрямую следовал самым глубинным традициям европейской культуры. Хотя и пафосное слово «традиции», конечно, не жаловал.
В 2018 году сын Резо Леван Габриадзе снял фильм «Знаешь, мама, где я был?», в котором анимация основана на рисунках отца, а за кадром звучит его голос. И разворачивается перед нами полуреальная-полуфантастическая, как всегда бывает у Габриадзе, история его кутаисского детства. Возникает тот самый город, населенный персонажами отчасти «Осени», отчасти «Рамоны». А затем — деревня с бабушкой и дедушкой, с разрухой и пленными немцами, которые спасали вконец разрушенное народное хозяйство.
Появляется и мистическое сооружение из камней — два круглых, а один, посередине, высокий и длинный. Замордованные политическими и природными катаклизмами жители деревни давно уже уверовали в магические свойства этого фаллического символа: если направить его на тучу, дождь перестанет лить и все как-то образуется. В сущности, и сам Габриадзе всеми своими сочинениями посылал старуху Смерть на это доморощенное капище. Он вглядывался в мелочи, рассматривал черты и повадки, острил и парафразировал, смеялся и сострадал. Давал верную и отчетливую надежду, хоть и сотканную, казалось бы, из пустяков.
В Тбилиси, в самом его историческом центре, Театр Резо Габриадзе однажды оброс небывалым авторским архитектурным оформлением. Это тоже стоит увидеть: башня с неправильными часами, поехавший вкось балкон, кусок дорической колонны, мозаика, всякая эклектическая всячина — собственный постмодернизм Резо Габриадзе, который, все смешав и подвергнув иронической рефлексии, стал в результате знаком свободы. Глядя на это, начинаешь верить, что можно свободно сочинять, свободно вспоминать все, что любишь, вольно соединять любимое в коллажи и композиции. Можно подмигивать «соседям», похлопывать по плечу рядом стоящие старинные дома с резными балконами, особняки с колоннами, знаменитые Серные бани, смесь Европы и пряного Востока. Отныне театр — лучший памятник Резо Габриадзе, который только можно придумать.
Впрочем, о памятниках надо бы сказать отдельно. Отличился Габриадзе и на ниве монументальной пропаганды — памятниками, поставленными в честь самых не подходящих для этого величественного дела персонажей: Чижик-Пыжик на Фонтанке, Рабинович в Одессе, заяц, который перебежал Пушкину дорогу — и тем самым спас поэта от участия в восстании на Сенатской площади. Резо Габриадзе и ушел от нас 6 июня — в день рождения Пушкина.
Источник: Meduza
