Пандемия коронавируса и связанная с ней изоляция оказались особенно тяжелыми для уязвимых социальных групп, которые остались со своими проблемами один на один.
К такой группе относятся женщины, которые воспитывают своих детей одни, зачастую без какой-либо психологической или финансовой помощи.
В Грузии, где традиционно гордятся “культом матери”, именно матери оказались одними из самых уязвимых категорий.
JAMnews собрал истории женщин, воспитывающих детей в одиночку в тяжелых условиях кризиса.
Одинокие родители в Грузии: статистика
В Грузии официально 4 501 одинокий родитель, 99 процентов из них – матери. Однако эта цифра не полностью отражает реальность. На самом деле гораздо больше женщин воспитывают своих детей в одиночку.
Практически каждый второй брак в Грузии заканчивается разводом. В 2019 году количество официальных браков составило 23 тысячи 285, а количество официальных разводов — 11 тысяч 205.
Многие разведенные отцы не платят алименты.
Одинокие матери в Грузии не получают от государства практически никакой помощи.
Кети Херкеладзе, 37 лет, Тбилиси
Я чувствую себя очень хорошо и рада, что у меня есть ребенок.
Все произошло незапланированно. Про беременность я узнала уже после того, как рассталась с любимым мужчиной.
Когда я узнала, то решила все рассказать отцу ребенка и позвонила ему, но оказалось, что он уже женился. Я разозлилась и так и ничего ему не сказала.
Не скрою и скажу, что сначала я боялась реакции членов семьи и нервничала. Для меня главным было, чтобы беременность прошла спокойно, поэтому я старалась избегать лишних стрессов и ничего не сказала дома. Я носила свободную одежду и говорила, что просто поправилась.
Сама не знаю, как мне это удалось, но мне верили. Я так увлеклась, что сказала матери о беременности всего за шесть дней до родов.https://www.youtube.com/embed/Ky2eW6lN_SY?feature=oembed
К счастью, реакция семьи была прямо противоположна той, что я ожидала. Все были опечалены тем, что не могли мне помогать во время беременности и разделить это счастье со мной.
Лиле было четыре года, когда она впервые увидела своего отца. Она все понимает, знает, что ее отец и я не живем вместе, что у него другая семья, и она никогда не жаловалась на это. «Если выйдешь замуж, будет хорошо», — сказала она мне однажды.
Теперь, когда она выросла, она уже выразила желание познакомиться с отцом. Последние два месяца они общаются по телефону. Отец подарил ей велосипед, и она очень довольна.
Я бы ничего не изменила в своей жизни с того момента, как у меня появилась Лиле. Воспитание ребенка — дело двоих, я в этом убедилась, однако ни на минуту не жалею о своем решении.
Слишком много женщин не делают этого, потому что боятся сложившихся в обществе стереотипов и ответственности. Они думают, что не смогут вырастить ребенка в одиночку. Я хочу сказать им, что наверняка смогут.
Закон: кого в Грузии считают одинокой матерью
Согласно грузинскому законодательству, статус одинокой матери предоставляется женщине, не состоящей в зарегистрированном браке и имеющей несовершеннолетнего ребенка (биологического или усыновленного), в свидетельстве о рождении которого графа об отце пуста.
Во всех остальных случаях закон не признает женщину одинокой матерью.
Однако многие матери, фактически воспитывающие своих детей в одиночку, официально не регистрируются.
Для закона не имеет значения, что присутствие отца в свидетельстве о рождении может быть простой формальностью и что женщина действительно может воспитывать ребенка одна.
В Грузии, где в обществе до сих пор существуют стереотипы о незамужней женщине и ребенке без отца, женщины часто вынуждены официально указывать имена отцов в документах, чтобы защитить своих детей от общественного порицания, особенно это актуально в провинции.
«Один мужчина в регионе Кахети дал нескольким детям свою фамилию, чтобы защитить их от стигмы общества. Из-за этого их матери не могли получить статус одиноких, но они предпочли статус, чтобы защитить своих детей», — говорит Саломе Мезурнишвили из неправительственной организации “Фонд развития прав человека”, которая работает над вопросами родителей-одиночек.
Она вспоминает другие случаи, которые ясно показывают, насколько далеко ушел от реальности критерий оценки статуса одинокой матери.
«Вдовы тоже не считаются матерями-одиночками. Ни разведенные матери, которым отец не платит алименты. Ни женщины, которые одни растят детей, потому что отец в тюрьме. В таком случае женщине должен быть предоставлен какой-нибудь временный статус для получения помощи», — считает Мезурнишвили.
Она вспоминает случай, когда женщину лишили статуса одинокой матери:
«Данные об отце не были записаны в свидетельстве о рождении, потому что отец не признал отцовства. Затем мать начала бороться и доказала путем экспертизы, что он действительно отец. И что вышло? Мужчина до сих пор не платит алименты, а государство лишило ее статуса матери-одиночки».
Гванца, 24 года, Зугдиди
Я познакомилась с отцом моего ребенка два года назад в Турции. Он мусульманин, я христианка, поэтому я с самого начала не понравилась его матери. Меня попросили сменить веру, но я отказалась. Мы были вместе восемь месяцев, а потом я уехала.
Вернувшись домой, я узнала, что беременна. Признаюсь, что были моменты, когда я думала, рожать или нет. Но даже думать об этом — грех. Я не смогла.
Семья очень поддерживала меня. Отец сказал мне, что он сам мне поможет и будет растить моего ребенка. В такие моменты, наверное, важнее всего поддержка семьи.
Были люди, которые советовали мне не рожать. Вы знаете, какие стереотипы существуют в Грузии. Но я приняла решение. А когда отец и мать рядом с тобой, уже все равно, что говорят другие. Сейчас, насколько мне известно, обо мне ходят разные сплетни, но чужое мнение меня не волнует.
У Деметре сейчас моя фамилия. Я собираюсь ему все рассказать как было. Я считаю, что нужно с самого начала приучать ребенка к правде.
Мне на самом деле очень трудно, но ничего невозможного нет. Если бы не финансовое положение, меня бы вообще ничего не беспокоило.
Раньше я работала в магазине, но с тех пор, как началась пандемия, сижу дома. Мать трижды перенесла инсульт, и сейчас в семье работает только отец.
Мой отец — ветеран войны 2008 года, получает пенсию ветерана в размере 22 лари [около $6,7]. В 2018 году его уволили с работы, сейчас он работает в цеху, но, бывает, дни проходят так, что он вообще ничего не может принести домой.
Дом, в котором мы живем, заложен, и мы не знаем, когда нас выселят.
Ребенок получает социальную помощь в размере 50 лари [около $15] от местного муниципалитета, я – ничего. Наверное, я слишком богата и мне это не нужно. Отец ребенка тоже иногда присылает мне деньги.
Печально, что я не исключение. Так живет вся Грузия, всем очень тяжело.
Какую помощь получают одинокие матери?
Всего пять лет назад грузинское законодательство вообще не признавало одиноких матерей.
Постановление, определяющее этот статус, вступило в силу в 2015 году в результате активной работы неправительственных организаций.
В этом процессе участвовала “Национальная сеть защиты от насилия”. Главной ее задачей было оказание хотя бы минимальной материальной помощи одиноким матерям-одиночкам, говорит юрист организации Манана Пурцхванидзе.
«На начальном этапе мы боролись, чтобы они получали хотя бы 50 лари [около $15 ], но не достигли цели. Нам удалось только добиться определения статуса. Кроме того, критерии, на основании которых родители получают статус, очень ограничены и об их расширении речи даже не идет. Нашему государству не удалось решить этот вопрос», — говорит Пурцхванадзе.
Несмотря на то, что критериям для получения статуса соответствуют немногие матери, государство практически не оказывает им материальной помощи.
В Грузии женщины с таким статусом имеют только одно преимущество — они полностью освобождаются от подоходного налога. Но только в том случае, если их годовой доход не превышает трех тысяч лари [около $900], что составляет 250 лари в месяц.
При этом, например, прожиточный минимум семьи из двух человек в Грузии составляет 266 лари.
Одинокие матери часто обращаются за помощью в местные органы власти.
Однако закон не обязывает муниципалитеты оказывать помощь, это зависит только от их доброй воли. Некоторые муниципалитеты, например, помогают одиноким матерям оплачивать счета за коммунальные услуги, но некоторые этого не делают.
В худшем положении в этом плане находится Тбилиси, где живут больше всех одиноких матерей.
По словам Саломе Мезурнишвили, единственное, чего ее организация смогла добиться в городе после большой борьбы, это то, что с 2019 года детей родителей-одиночек вне очереди регистрируют в государственных детских садах.
«В первую очередь необходимо расширить критерии статуса, а затем, в зависимости от потребности, индивидуально определить, какую помощь получит мать. Например, если ваучер на городской транспорт был бы большим подспорьем для одинокого родителя, живущего в городе, он был бы бесполезен для живущих в сельской местности. Поэтому потребности одиноких родителей — сложный вопрос, который требует серьезного исследования », — считает Мезурнишвили.
Еще одна льгота, которую государство предлагает одиноким матерям — это учитывать их статус в процессе оценки социально-экономического положения семьи.
То есть, проще говоря, у матери-одиночки больше шансов получить статус социально незащищенной и получать помощь на основе этого статуса. Пособие социально незащищенных составляет сегодня в Грузии от 30 до 60 лари [около $9-18] на одного члена семьи.
Поддержка одиноких матерей не изменилась даже в условиях пандемии. Когда страна практически закрыта, и десятки, а то и сотни тысяч человек потеряли работу, особенно сильно страдают уязвимые группы.
Узнав, что правительство никак не собирается помогать одиноким матерям во время пандемии, Саломе Мезурнишвили сама начала собирать средства, чтобы помочь таким семьям продуктами.
Что касается алиментов — о том, что это проблемный вопрос, свидетельствует количество судебных дел. По данным национального исполнительного бюро, в 2015-2016 годах туда поступили 2 363 дела о взыскании алиментов.
Часть отцов не может выплачивать алименты ввиду отсутствия дохода, другие же уклоняются от уплаты разными способами — скрывая свой доход, регистрируя собственность на имя родителей и т.д.
Мака Кейдия, 38 лет, Тбилиси
Мы были вместе пять лет, а потом я забеременела. Мы оба решили, что хотим ребенка, и у нас родилась маленькая Мариам.
Через пять месяцев он уехал за границу. У нас был такой план — сначала он поедет сам, там встанет на ноги, а потом заберет нас. Все это мы планировали ради нашего лучшего будущего. Несколько месяцев у нас были нормальные отношения онлайн, он разговаривал со мной и с ребенком.
Однако однажды он внезапно исчез. Я понятия не имела, где он был и чем занимался. Через три месяца я случайно встретила его в Тбилиси. Он даже ничего не спросил о ребенке.
Тогда я поняла, что меня с ним ничего больше не связывает, и я осталась одна с маленьким ребенком на руках.
Мариам тогда было два года. Сейчас ей десять лет. За восемь лет отец ни разу не спросил, как дела у дочери, что она ест, во что одевается, как учится.
В 2017 году я подала в суд иск о выплате алиментов. Конечно, он обжаловал и попытался скрыть все, что было оформлено на его имя. Он обжаловал иск во всех трех инстанциях, включая Верховный суд, где судья меня прямо спросил — почему вы хотите заставить делать человека то, чего он не хочет? Да, судья сказал мне такую вещь. А он совсем не бедствует, живет очень хорошо.
В конце концов, я выиграла, и суд установил определенную сумму, которую он должен платить каждый месяц. Эта сумма, вероятно, не составляет даже одного процента его дохода.
Алименты он платит, но часто мне приходится ему об этом напоминать. Он не видится с ребенком, даже не спрашивает о нем.
Самое сложное — быть одинокой во всем. При принятии решений, сталкиваясь с проблемами, даже в радости – ты одна.
У ребенка фамилия отца, поэтому статус матери-одиночки мне не предоставили. Следовательно, мне не полагаются помощь или льготы [на самом деле, как выяснилось, никаких льгот таким матерям практически не дают — JAMnews]. В общем, государство мне никак не помогло.
К счастью, мои родители поддержали меня и сделали все возможное, чтобы мы с Мариам не чувствовали себя брошенными.
Я давно привыкла воспитывать ребенка одна и полагаться только на себя. Когда Мариам вырастет, она сама решит, каких отношений она хочет с отцом. Сейчас она, кажется, чувствует, что мне не нравится говорить на эту тему, и не задает много вопросов.
Мари Джакели, 36 лет, Чакви
С моим будущим мужем – арабом из Сирии -меня познакомила соседка. Мы друг другу сразу понравились. Поженились мы в мае 2005 года, примерно через месяц после знакомства.
Вначале все у нас было хорошо. Потом, когда у меня родился первый ребенок, все изменилось. Муж стал плохо со мной обращаться, избивал меня и оскорблял.
Сначала я оставалась с ним из-за своего первого ребенка, затем у меня родился второй, затем третий, и, наконец, на 13-й год совместной жизни у нас родился пятый ребенок.
Когда он был в плохом настроении, он срывал злость на мне. Я надеялась, что он исправится, терпела ради детей, которым нужен отец.
Когда у меня родился третий ребенок, мы переехали в Дамаск. Он и там ко мне плохо относился, ничего не изменилось. Он пил и бил меня.
В Сирии мы прожили четыре года. Там у меня родился четвертый ребенок. Когда там начались волнения, мы вернулись в Грузию. Сначала мы два месяца жили в квартире соседа, потом на два года переехали в квартиру моего брата.
Потом начали работать и купили дом. У меня здесь родился уже пятый.
В течение 13 лет я каждый день ждала, когда же он исправится, но, наконец, поняла, что ждать больше нет смысла. 29 июля взяла детей и ушла.
Я сейчас живу в квартире брата. Муж алиментов не платит – говорит, что не обязан давать деньги детям. Раз в три месяца, бывает, он дает денег на еду и забирает с собой старшего сына. Это все.
Я не смогла обратиться в суд с иском – работала и было некогда, а сейчас уже никуда не пойдешь. Сидим дома взаперти.
Раньше я ездила в Батуми и занималась уборкой домов. Летом работала в баре на побережье и брала детей с собой на работу. А теперь что мне делать? Нигде не работаю и сижу дома, как все.
Я получаю пособие, мама и брат по мере сил помогают деньгами. Соседи и церковь поддерживают. Слава богу, у нас всегда есть еда, мои дети никогда не голодают.
Мой телефон не годится для того, чтобы дети учились онлайн. В школе нам обещали компьютер, но пока не дали. Не могу купить новый телефон, пособия на это не хватит. У меня даже стиральной машины нет, о каком телефоне речь?
Без мужа сложно, особенно когда не можешь работать. Сначала я очень расстроилась, была в депрессии. Но потом привыкла.
Это лучше, чем жить в страхе. Дети тоже смотрели, как со мной обращался муж. Я предпочитаю содержать семью одна и спокойно воспитывать своих детей. jam-news.net
